Как я мог забыть?! Я же оставил в кармане своей дублёнки отобранный телефон Каэтана. Когда все гости уже ломанулись в прихожую, чтобы всем вместе идти к каким-то Мединским, мне удалось взять дублёнку и ускользнуть на кухню. Та-ак. Отлично, зарядки ещё много. Ну и кто у нас тут первый в списке друзей?
Я выбрал некого Вислава, которому он звонил чаще других. Быстро написал смс: «Всё по плану? В десять на мельнице?» Наверное, можно было не делать неосторожное уточнение, а написать просто: «Всё по плану?» Но вроде бы такие тонкости были не в характере Каэтана, а его друг должен это знать. Надеюсь ещё, мельницу они называют мельницей и я всё написал в его стиле.
Ответ пришёл, когда мы все уже вышли на улицу. «А что? Поменяли?» Сработало! Значит, всё остается как есть. Я быстро набрал: «Нет. Просто спросил». Отвечать на это не стали.
Мы с Эльвирой выходили последними, она хотела остаться дома, ссылаясь на то, что переела и у нее разболелся живот. Мама сделала вид, что расстроилась. Я тут же сказал, что останусь с любимой, но тогда Эльвира заявила, что живот у неё резко прошёл, и выскочила из дома быстрее меня.
Как меня ни раздражал этот поход по гостям, но он помог убить время до начала операции. У дяди Якуба Вендровича мы угостились сливовой настойкой, которую было положено пить одним глотком и занюхивать щепоткой бездымного пороха. А у тёти Зузанны, моей двоюродной тёти, – её домашним пивом, бордово-красным, как вино, и такой же крепости. Как и моя мама, она предпочитала накрывать огромный стол у себя, поэтому не смогла прийти к нам. Только мы с Эльвирой уже ничего не ели, как нас ни уговаривали. У неё, похоже, действительно разболелся живот от непривычной еды, а главное, от такого её обилия.
Все остальные не только ели, пили, пели, но ещё и обсуждали тонкости приготовления того или иного блюда, которое пробовали уже в третьих-четвёртых гостях, танцевали кряковяк и вообще веселились на всю катушку. Может, поэтому не замечали нашу с Эльвирой размолвку, хотя мы тоже старались делать вид, что у нас всё чудесно…
Домой вернулись, когда уже стемнело. Поднялся буран, все устали и шли молча, только мама с тётей Ягусей пели неприличные частушки. Тётя Вига пыталась остаться в гостях у соседей, уснув под ёлкой, но мой отец перекинул её через плечо и понёс домой.
А без пятнадцати восемь мне на телефон пришло сообщение от капрала Дзержински: «Жду в участке». Я ответил, что скоро буду, и подошёл к родителям:
– Мы с Ежи договорились, что вечером пойдём поиграть в бильярд к Збигневым. Я, конечно, могу и не идти, но обещал.
– Возьми с собой Эльвиру, – предложила мама. – Ей же скучно с нами. Смотри, какая она грустная.
– Нет, Ирджи мне предлагал, но я очень устала, хочу лечь пораньше, – мгновенно выкрутилась моя любимая. – Но я обязательно помогу вам с посудой.
– Ничего, мне Ягуся поможет, а ты отдыхай, доченька, – твёрдо решила мама. – Вот если вы с Ирджи поженитесь, тогда уж я с тебя не слезу! Буду гонять в хвост и в гриву, как у нас принято.
– Она так шутит, – на всякий случай смущённо пояснил я Эльвире. – Не обращай внимания.
– Да ничего, если и не шутит, мне-то беспокоиться не о чем, – резко обрезала она, показывая, что разговор окончен, и отошла к ёлке.
Окончен так окончен. Если она сейчас мне не верит, то о какой семейной жизни может идти речь?
Отец похлопал меня по плечу и проводил в прихожую.
– С твоей мамой было сложнее. Знал бы ты, сынок, сколько бутылок самогона она разбила о мою бедную голову, прежде чем мы поженились…
Обняв его на прощанье, я вышел на улицу. Снежный буран вроде бы успокаивался. Подходя к участку, я увидел припаркованного у входа розового «жучка» с тремя дверцами. Сразу было видно, что это машина сестры капрала. Знать бы, куда мы потом пятнадцать задержанных посадим?
Первое, что я увидел, зайдя в здание полиции, это разложенные на ближайшем столе наручники, шесть пар. Из подсобки вышел сутулящийся капрал.
– Это всё, что было, – виновато пояснил он. – Кто мог знать, что когда-нибудь нам может понадобиться больше.
– Надеюсь, что и не понадобится.
– Думаете, что они сами себя свяжут своими же шарфами и гуськом пойдут прямо в тюрьму? – тихо рассмеялся он.
– Меня бы это только порадовало.
– Смотря сколько из них рискнёт оказать сопротивление, – посерьёзнев, сказал Дзержински, а я опять подумал, что мысли у нас совпадают. Капрал тоже надеялся обойтись без лишних жертв и не хотел, чтобы кто-то из этих юнцов успел непоправимо нарушить закон.
– И ещё, капрал, забыл сказать. Они будут нас ждать.
– Что-о? Но как они догадались?
– Я разговаривал с Дэмианой Смолярек, – краснея, признался я, – и она чётко дала мне понять, что в живых они нас оставлять не собираются.
Он пристально посмотрел на меня и пару секунд подумал. После чего улыбнулся, показав острые зубы горгула, и энергично помотал головой.
– Ерунда, отступать уже поздно.
– Спасибо.
– За что? Это моя работа.
– А как там наш несостоявшийся убийца? – перевёл я тему.
– Спит, как сытый вампир в гробу.
– В гробу? Когда это произошло?!
– Нет, нет, он живой, замёрз только, пока сидел, – откашлявшись, поправился Дзержински. – Я принёс ему свой старый тулуп укрыться. Одеяла здесь тонкие.
Я сообщил, что старший констебль обещал помощь своего брата из охотхозяйства.
– Вы его знаете, можно на него положиться?
– Да, но ему уже за восемьдесят. У них с братом большая разница в возрасте, они сводные. Но даже такой старик всё же лучше, чем ничего.