– Только не в то время, когда произошло убийство! – неожиданно громко рявкнул наш старый комиссар, грозовой тучей нависая над сжавшимся у стены Труппенсом.
– П-почему вы решили, что это я?
Шеф молча поставил на стол два старых кобольдовских фонаря. На днище каждого зияла вмятина.
– И чё?! – попытался вновь взять себя в руки инспектор. – Ну фонари, да?
– Расположение вмятин говорит о том, что ими ударили сверху, а обе жертвы, и Лошар и Ойсен, были ниже вас ростом. Кобольдов в этом случае вообще нельзя брать в расчёт.
– Оставьте это для присяжных, я ничего не понимаю в таких вещах. Лучше скажите, где нашли тело, да?
– В канализации, – нехотя процедил я, зная, что сейчас он нас высмеет.
– Ха-ха! И вы думаете, я смог бы пролезть туда с таким пузом? – Он демонстративно потряс руками обширное пузо, бывшее едва ли не больше, чем у комиссара. – И это всё, что у вас есть, да? Два одинаковых фонаря. А с чего вы взяли, что это мои? Там что, было выгравировано моё имя или вы нашли отпечатки пальцев?
– В канализациях все надевают рукавицы.
– Не смешите, да? Ладно, допустим, надевают. Разве не очевидно, что кто-то хотел подставить меня, да?
– И кто же?
– Кобольды.
– Им не хватает роста.
– О, это хитрые бестии! Поверьте, они его и убили.
– Кого именно? – уточнил комиссар.
– Ну… их обоих – Лошара и Ойсена!
– Допустим, а за что?
– За махинации со страховками. Что-то не поделили. Теперь-то понятно, почему было столько выплат, да! – радостно вскинулся месье Труппенс, не понимая, что уже закопал себя с головой. – Они были сообщниками. Поэтому им и удавалось всё это так ловко проворачивать. А ведь я их считал верными и добросовестными помощниками! Но мне пора. Надеюсь, я вам помог. У меня дети уже ждут свою страшную сказку на ночь. Возникнут ещё вопросы, адресуйте их моему адвокату. Именно так, да!
И он положил на стол явно заранее заготовленную визитку.
– Ну так где вы были, когда вся свадьба вас искала? – невозмутимо произнёс ему в спину шеф.
– В туалете, – безмятежно откликнулся инспектор и ускорил шаг.
Наверное, боялся, что мы бросимся вслед и арестуем его. Я подождал, пока Чмунк закроет за ним дверь, потом встал со стула и громко зааплодировал.
– Шеф, это было нечто! Вы могли бы дать фору любым столичным актёрам. Этот блеф с фотографом просто великолепен!
– Глупости, – проворчал чрезвычайно довольный собой комиссар. – Любой обман должен содержать хотя бы семьдесят процентов правды.
– Фотограф был и он действительно снимал мадам Труппенс?
– Да, был. Нет, не снимал. Вернее, снимал, но не её. Всё прочее, разумеется, игра, – важно согласился Базиликус. – Но вы просто подставили меня, нашли убийцу и не нашли улик! Сержант Брадзинский, это мрак…
Кто бы говорил! В то время как он объедался деликатесами и веселился на свадьбе, мне пришлось дважды лезть в канализацию, ползать там, обливаясь нечистотами, а наверху отбиваться от нападения… После всего этого я ещё должен был смиренно вернуться ночевать в камеру. И я же ещё и виноват, что не собрал достаточно улик?!
Но, по сути, он был прав. Мы столкнулись с так называемым мошенником, а не убийцей, а преступники такого типа, как правило, ведут себя крайне глупо, не оставляя улик, но практически чуть ли не открыто признавая свою вину. Их можно лишь прижать к стенке и заставить сознаться, но собрать для суда всю доказательную базу очень проблемно…
– Возьмите Чмунка и проследите за ним, – велел мне шеф.
– Вы уверены, что инспектор не пошел домой рассказывать детям сказку?
– Уверен. У него нет детей. Моя жена ходит с его супругой на занятия по составлению траурных букетов. А вечерами компостирует мне мозг рассказами о жизни каждой приятельницы с этих курсов. Так что я их биографии наизусть выучил!
– Сочувствую, – холодно заметил я.
– У вас это ещё впереди. В общем, он не пойдёт домой. Ему туда не нужно. Если нам удалось его напугать, то месье Труппенс сейчас будет пытаться замести следы и дать дёру из города.
– Думаете, он нам поверил? А если позвонит жене?
– Вряд ли. Опять же со слов жены я знаю, что свою он боится до чёртиков.
– Тогда понятно, почему, перед тем как ехать к нам, он не договорился с ней о показаниях. Хорошо, тогда мы за ним, – приободрился я.
– Возьмите ключи от моей машины, она надёжней.
– А вы?
– Дойду пешком. Ходить полезно.
Я схватил ключи, разворачиваясь к дверям.
– И сразу звоните мне. Я буду дома, но не лягу, буду ждать звонка, – не вставая, напутствовал меня комиссар. – Кстати, да. В юности у меня были самые серьёзные роли в школьных спектаклях…
Я козырнул, закрывая за собой дверь, и, обернувшись, чуть не столкнулся с Чунгачмунком.
– У нас задание. Нужно срочно проследить за инспектором Труппенсом.
Вождь хмуро кивнул и, не встречаясь со мной взглядом, заспешил к выходу. Я двинул за ним и, поравнявшись у двери, сказал:
– Я завёл «Ферму».
– Что ж, если так, ты поступил как мужчина, – коснувшись кулаком груди, признал он. – Теперь мадемуазель Эльвира должна простить Блестящую Бляху, если её сердце не камень.
– Да вроде уже простила.
– Я рад, – просиял он, судя по глазам тоже забыв обо всём.
Всё-таки доброе и чистое сердце у этого дитя прерий. Мы с Чмунком на ходу обменялись парой фраз по делу, после чего он прыгнул на свой велосипед и рванул за машиной. Я поспешил за угол, где на нашей парковке стояло вместительное авто нашего комиссара, завёл мотор и мягко вырулил на дорогу. Впереди весело играл светоотражающий маячок на мустанге нашего рядового.