– Капрал?
– А, Ирджи! Я тебя и не заметил. Столько работы!
– Столько, что никто из вас не может поехать на место трагедии?
– Трагедии! – неуверенно фыркнул он. – Скажешь тоже. Скорее уж просто место происшествия. Это кобольды привычные к канализациям. А что мне там делать? Я же не следопыт. Такие вещи по части нашего Грозного Томагавка!
– Скользкий Брат просто не хочет там запачкаться, – холодно улыбнулся Чунгачмунк, ни капли не обидевшись на новое прозвище. – А я не могу. Никто из племени Черепах не может спускаться под землю. Мы носим её на своей броне, но боимся темноты и нехватки воздуха, – признался он и покраснел.
Угу, значит, ещё и это. Мало нам того, что он и так при первой опасности превращался в свою тотемную рептилию. Правда, лишь в том случае, если опасность исходила от вампира.
– Комиссар был прав, похоже, я задал глупый вопрос.
Но Флевретти ничуть не смутился.
– Да. И пачкаться я тоже не хочу! У меня, между прочим, сегодня свидание. Одна цыпочка тут на сайте серьёзно на меня клюнула. А я точно как знал, что она в конце концов сдастся. Поэтому ещё в понедельник помылся…
Я прервал его откровения, потребовав адрес и ключи от машины.
– Подожди, а разве подследственному можно брать служебную машину? Шеф бы сказал, чтобы ты ехал на трамвае. Шучу-шучу. Ты что, шуток не понимаешь? – Капрал резко изобразил жуткое веселье.
Я молча взял ключи и направился к выходу, ничем не показывая клокочущее в груди раздражение. Разве что, быть может, слишком сильно хлопнул дверью.
Выйдя на улицу, я окончательно понял, что этот день вовсе не так прекрасен, как казалось всего каких-то полтора часа назад. Добираться надо было аж в другой конец города. Я сел в машину, проложил маршрут в навигаторе и поехал. Теперь мне попадались лишь злобные черти, опаздывающие на работу, горгулии, летающие слишком низко, явно мешая общественному транспорту, курящие в подворотне подростки с недопустимыми христианскими образками на шее, и будь у меня жетон – я бы всех подряд забрал в участок. Настроение, сами понимаете. Может, и хорошо, что жетона не было…
Даже погода изменилась не в лучшую сторону. Вышло яркое солнце, скрылись тучи, потеплело, – похоже, это теперь на весь день. По пути я позвонил в морг, чтобы приезжали за телом, сообщив адрес. Если, конечно, адресом можно назвать канализационный люк на перекрёстке. И примерно через полчаса без пробок сам доехал до нужного места.
Ошибиться было трудно: у открытой крышки люка стояла галдящая толпа кобольдов в спецовках, резиновых сапогах и шлемах с фонариками на лбу. Они размахивали руками, кричали и о чём-то яростно спорили с высоким, представительного вида чёртом с большим животом, казавшимся неестественным для данного телосложения.
При виде полицейской машины кобольды сразу бросились ко мне.
– Коблибе коблиди! Коблинамди, коблини кобляк коблиёкди! – окружили меня кобольды, стараясь наперебой перекричать друг дружку на своём непроизносимом наречии. – Коблиоф коблиуерди коблищи коблинап!
Я мысленно проклял всю нашу миграционную службу, допускающую в страну рабочую силу без знания языка. Но чёрт с животом пришел мне на выручку.
– Разойдитесь, пропустите меня, да? Я глава страховой фирмы «Могила и Ренессанс», точнее, его филиала в Мокрых Псах. Инспектор Жорж Труппенс. С кем имею честь?
Да, типаж явно из тех, которые думают, что у них пекло в кармане. И я, несмотря на правила, обязывающие нас представляться, не стал ему отвечать.
– Где тело? Я надеюсь, вы там ничего не трогали?
– Я, да? О, я даже в люк не протиснусь при всём желании. – Он слегка похлопал себя по пузу.
Для начальника, только что потерявшего старшего помощника, вид у него был слишком жизнерадостный. Однако ему явно не понравилось, что я игнорировал его обращение и протянутую для пожатия руку.
– Кто-то из кобольдов говорит по-парижски? Или вы будете переводчиком?
Инспектор открыл рот, но его опередил один из кобольдов, протиснувшийся вперёд. Выражение грязной физиономии было одновременно суровое и хитроватое.
– Я говориди, – сказал он, сморкаясь прямо в ладонь.
– Кто-нибудь видел, как это произошло?
Он шмыгнул носом, размазывая по лицу остатки соплей.
– Никто не видеди. Мы все работади в одиночку в разных проходади.
– Вы понимаете его, да?
– Не совсем.
– Он имеет в виду, что туннели там такие узкие, что войти в них вдвоём невозможно, да. Можно только одному пролезть. Вот почему местные не особо жалуют эту работу, – опять поспешил мне помочь инспектор Труппенс. – Хотя, честно говоря, и платят здесь гроши. Но то, что гроши у нас, средний кобольд зарабатывает у себя за полгода, да? У них все отрасли экономики ещё в зачаточном состоянии. Даже сельское хозяйство…
– Спасибо, мы все в курсе экономической ситуации в Кольбоджии, – перебил я, и инспектор примиряюще поднял руки вверх, не убирая добродушного выражения с лица.
Я заглянул в открытый люк. Спускаться вниз совсем не хотелось.
– Там есть лестницади. Вот, возьмитеди это. – Кобольд протянул мне шлем с фонариком.
Кивнув, я надел шлем и, свесив ноги вниз, нащупал ступеньки.
– Мне нужно, чтобы вы пошли со мной, – сказал я кобольду-переводчику.
Он пожал плечами и полез следом, взяв у товарища старинный фонарь для подземных работ: я знал, что кобольды консервативны и любят следовать традициям. Ступенек через двадцать лестница обрывалась, и я спрыгнул на каменный пол. Здесь было сыро, холодно и темно, только слабый свет сверху освещал небольшую круглую площадку, где мы стояли со спрыгнувшим следом за мной провожатым.